Читать кино

Современная гуманитарная мысль при рассмотрении человека использует означающее «субъект» и уточняет, что это субъект расщепленный. Речь идет о расщеплении на образ (то, как мы привыкли себя видеть в зеркале, то, как видит нас Другой) и, собственно, субъекта – автора речи, субъекта бессознательного.

Субъект этот не так уж и стар, а уже испытывает проблемы с собственным бытием: то ли жив, то ли мертв. Это не может не беспокоить мыслящих представителей нашей цивилизации. Например, «Карты и территории» Мишеля Уэльбека, где герой-художник теряет все: почву под ногами – ему остаются только карты Мишлен; русскую женщину; и, конечно, сам смысл жизни. Ему остаётся рисовать деяния, которые он сам совершить уже не в силах, фиксировать события на холсте, восполняя нехватку Символического Воображаемым. Его партнер, писатель, уже не пишет, и остается в образе на портрете. Но образ недолговечен и неустойчив – портрет отходит хирургическому маньяку, превращающему писателя в мясо.

Мясом начинается и «Фея» Анны Меликян, главная героиня которой настаивает на том, что живое существо, особенно существо говорящее, не мясо, не тело, не объект. Именно в образе куска мяса она встречается с главным героем, в паре с которым она и составляет единое целое. Человек и его душа: «homme (mari) et femme sont une seule âme». Без него она «глас вопиющего в пустыне», а он без нее не более чем рыночная функция. Функция успешная, прибыльная, эффективная. Но цена этому успеху – одиночество. Функция, как и искусственный интеллект, не может любить.

Любви не хватает… Нехватка эта стара как мир. Во всем мире и особенно здесь. Возможно, именно потому все философы в России исключительно религиозны (за исключением Алексея Федоровича Лосева, конечно) и ориентированы поиском любви Божественного Другого. Эта позиция касается и художников, «философствующих в красках», таких как Андрей Рублев или Андрей Тарковский. Увы, молодому поколению в фильме уже не досталось ни красок, ни белого храма – приходится расписывать собственное тело.

Любви не хватает… И не только божественной, но и простой человеческой, между двумя. Да и как может быть иначе в стране, где еще совсем недавно «секса нет», а любовь – это исключительно «любовь к Родине». В этом мумифицированном, но «вечно живом» дискурсе, особенно приятно обнаружить исследовательский проект различных аспектов любви, предпринятый Анной Меликян. В своих фильмах она претендует на знание о любви не менее, а может быть и более психоаналитиков, по определению обязанных в любви нечто понимать: еще Фрейд писал «О любви в трансфере».

В новом витке своего исследования любви Анна Меликян, бесспорный лидер короткого метра, наиболее сложной кинематографической формы в лаконичности ее высказывания, неожиданно обращается к новому жанру. Она снимает большое кино о цивилизации, ставит ей диагноз и выписывает лечение. Не фильм, а послание к человечеству, который одним махом помещает его автора в один ряд с Триером и Тарковским. Тарковский, Триер, Меликян. Троица! Возможно, именно поэтому «Троица» Рублева, которой логично заканчиваются «Страсти по Андрею», почти не появляется в кадре «Феи».

С другой стороны, герой «Феи» до Троицы еще не дорос. Возможно, ему сначала нужно разобраться с Другим. С этим герою сегодня особенно трудно: мир быстро меняется, Другой становится другим. Из «Отче наш» мы все плавно перетекаем в «Google мой». У нового времени свои апостолы: Гейтс, Джобс, Брин, есть даже свой апостол Павел – Маск. Вот только человек в новом мире старый. Более того, в новой религии еще проще возомнить себя Богом, особенно когда верные нукеры творят во славу твою лучший мир, в котором каждый может стать виртуальным героем. Жаль только, что некоторым игрокам мало убийств виртуальных: они переходят к убийствам ритуальным.

Удивительно видеть, как в новый мир человек заходит со старыми скрепами и творит привычного себе тотального Другого. Не нужно думать, что творцами этого Другого выступают только фашиствующие молодчики. Не меньшими сторонниками точно такого же Другого выступают и акционирующие феминистки. Просто это требование к целостному Другому со стороны истерии: не «бей его», но «ударь меня».

В любви нет ничего подобного. Любовь не живет в поле власти. Любовь располагается по ту сторону диалектики Раба и Господина. Любовь глупа в плане пользы или прибыли. Именно поэтому главная героиня (душа в образе московской юродивой фантазерки) так залипает перед добрым Звенигородским Спасом, и преклоняется перед художником, воплотившим Бога расщепленным, способным любить. Таким она видит и своего любимого. Она надеется изменить мужчину. Она верит, что любовь сделает из дикаря человека.

В финале фильма «Страсти по Андрею» Рублев встречает Бориску: «Вот пойдём мы с тобой вместе. Ты колокола лить, я иконы писать… ».
В финале фильма «Фея» Евгений находит Татьяну: «Фея, пойдем пожрем!». Реплика звучит второй раз. Меняет ли она свой смысл? Зовет ли возрожденный, как птица Феникс, герой свою героиню не в ресторан, но использует слово «жрать» в старославянском его понимании: принести жертву? Или все-таки в ресторан? Решать вам. Ваша игра – ваши правила.

Автор: Михаил Соболев

Встреча

Фильм «Фея» Анны Меликян можно посмотреть, как историю о любви. И начинается эта история со встречи – герой К. Хабенского сталкивается с девушкой, которая совершенно не соответствует его системе координат. Ведь для него, создателя «лучших в этой стране игр», того, кто знает, как устроен «скрепоносный» механизм и как извлечь из этого выгоду, любовная история – не больше, чем простая и понятная игра, где желаемый результат можно получить в два-три хода, и женщина в ней – это киборг, обслуживающий влечение. Но встреча с феей – это событие, которое нарушает привычный ход вещей. Ведь «Фея», так он её называет, – это кто-то из другого мира. В данном случае, я бы сказал «с другого континента» – не зря Фрейд, задаваясь вопросом о женщине, называл её словами изумленного исследователя Африки – «черный континент» (и надо сказать, в фильме красиво обыгрывается черный цвет).

В самом начале фея признается, что у нее не закрывается рот, и это во многом определяет дальнейшее развитие событий. Ведь чтобы любить – нужно говорить! Наслаждаться можно в одиночку, а любви нужна речь. Девушки в офисе героя трепетно молчат, у той, с которой он встречается в клубе, рот либо занят конкретным объектом, либо речь идет об оплате ростом подписчиков в инстаграм, бывшая жена кричит и предъявляет какие-то требования и т.д. А фея просто говорит, причем речь её выходит далеко за рамки требования. И эта речь пробуждает у субъекта вопрос о себе самом, вопрос этот заставляет его спотыкаться. Привычный ход вещей сразу начинает хромать. В поиске ответа навигатор заводит не в тот монастырь, разговор с депутатом не складывается, с бизнесом проблемы – вся игра, в буквальном смысле, под вопросом. «Я делаю лучшие игры в этой стране! Мало?!» ­– восклицает герой в разговоре с феей.

Жак Лакан говорит, что женщина для мужчины – это симптом. Симптом – это когда что-то не клеится. Это хромота, которая указывает на нечто, что было вытеснено общим дискурсом, привычным ходом вещей, на некую истину, которая говорит этим симптомом. Необходимость исследовать эту истину возникает только после встречи с кем-то или чем-то, не вписывающимся в привычный уклад жизни. В этом смысле симптом может быть тем партнером, который ставит под вопрос само существование, как у героя фильма – «неужели мало того, кто я есть?». И тогда партнер становится тем самым навигатором, который ведет неизведанными дорогами. И почему бы одной из них не привести к любви? Как в этом фильме, так и в аналитическом опыте такая возможность не остается без веры и надежды.

Автор: Никита Мошкин

На пути к желанию

Обходиться с желанием сложно: с одной стороны, субъект обречен на постоянный его поиск, ведь всегда чего-то не хватает; с другой – оно есть: желание ведет субъекта по жизни и предшествует любой попытке артикуляции нехватки.

Если Фея не робеет перед метономическим принципом организации желания, фантазируя на ходу обо всем видимом и невидимом, то Евгений не желает иметь дело с нехваткой ни в каком виде. Создатель виртуального мира, большой начальник, обладающий знанием обо всем (даже убийство прекрасно переварится его воображаемой вселенной и сыграет на руку бизнесу), он сталкивается лишь с одной ощутимой помехой: его дочь молчит. Но и тут вместо вопроса («что ты хочешь сказать своим молчанием?») ­– готовое знание: «Я развелся с ее матерью, на зло мне и молчит».

Тем не менее, знание загадку молчания не решает, на помощь приходит Фея, которая дарит Евгению мистическую головоломку. Фантазия захватывает Евгения настолько, что реальность оказывается вторичной: путаются соборы и монастыри, везде мерящатся знаки и отсылки, время и пространство становятся подчинены духовной миссии: открыть народу картины, написанные великим художником. На вопрос «Зачем вам это?», Евгений честно отвечает: «Не знаю».
Осознание ошибки рушит весь фантазийный пазл, и приводит Евгения в ярость. Еще бы: признать, что чего-то не хватает, разглядеть Другого, обратиться к Другому! И не надо сетовать на Фею, она всего лишь человек: может влюбиться, имеет право ошибаться. «Твой долбанный навигатор привел нас в другое место», – разговор несерьезный по той причине, что ответственность за желание лежит на самом субъекте, Фея к желанию лишь воззвала.

Плоха не та фантазия, которая приводит к ошибке на пути к желанию, а фантазия о всесилии, законе и справедливости, которая может стоить субъекту жизни. Поделить мир на плохих и хороших, вступить в схватку со злом, пожертвовать целостностью своего тела, совершить подвиг во имя Блага, заставить ребенка кричать, – всё это, чтобы выкарабкаться и предложить Фее «пожрать» в обычном мире без Верховного Блага, где каждый волен решать сам за себя.

Автор: Яна Сюрменко

Любовь

Идеал любви о слиянии двух людей существует только в воображении, но в реальной жизни, отношения от этого идеала отличаются в достаточной мере, достаточной для того, чтобы психоаналитик Жак Лакан в начале 70х годов произнес знаменитую фразу о том, что сексуальных отношений не существует вовсе, но что-то между людьми все-таки возникает – это, конечно, любовь. Лакан говорит о том, что в паре возможно совместно строить уникальную любовную связь, с помощью речи, обращенной друг к другу.

Режиссер Анна Меликян в своем новом фильме предлагает окунуться в красивую историю о любви. Она лишает героев сексуального притяжения, но рассказывает мифическую историю, вокруг которой закручиваются не только действия фильма, но и зарождающееся живое желание между партнерами. Секс вынесен из этой пары, видимо, неслучайно, но для того, чтобы показать, что кроме физической любви есть что-то еще. Казалось бы, в нашей стране многолетнего молчания и запрета, налагаемого на тему секса, еще бы учиться и учиться говорить на эту тему, но молодой режиссер Анна Меликян, похоже, замечает ключевую проблему, что сексуальное наслаждение уже устойчиво вошло в нормальную жизнь человека, но с отношениями, как обычно, беда.

Для девушки акционистки Тани, смело идущей за своей мечтой, выдумка про прошлую жизнь ее возлюбленного становится случайным изобретением, которое позволяет ей фантазировать об особом предназначении Евгения, ведь для каждого его любимый становится уникальным. Таня искусно находит, чего не хватает этому мужчине при полном избытке всего – она полагает, что он нуждается в чем-то важном, по-крайней мере, важном для нее, она пытается вселить ему идею, что он может сделать в жизни что-то более значимое, о чем сам еще не догадывается. Она ищет в нем душу, но находит образ, аватар. Не найдя ее, она не сдается, и создает ее для него, – на что влюбленная женщина только не готова пойти ради своей любви! Она убеждает себя и его, что он лучше, чем он есть.

Евгений упрямо не понимает, что хочет от него эта женщина, у него все схвачено во всех областях жизни, он повелевает другими, он – господин! Только эта однозначная жизнь совсем не выглядит счастливой, издалека напоминая красивый дом, но вблизи оказывается картонным фасадом. В диалектике господства и подчинения нет места любви, Лакан так переводит гегелевский господский дискурс в регистр любви: «Я люблю тебя, хочешь ты этого или нет»*. Таня изо всех сил старается вдохнуть в него жизнь и остановить автоматическое существование, чтобы он захотел отправиться на поиски своего источника желания. В свою очередь, ее возлюбленный сопротивляется, обесценивает и гасит тот огонек интереса, который у него начинает разгораться всякий раз, глядя на эту вечно улыбающуюся женщину, с незакрывающимся ртом.

Как бы главный герой не сопротивлялся найти в себе что-то живое, человеческое, как бы ни старался скрыться от уколов совести при встрече с Ней, но он все же находит в себе силы пойти за ее желанием и встретиться с собой, что в конечном счете приводит к серьезным внутренним изменениям, чуть было не сводя в небытие.

Что позволяет субъекту шаг на встречу себе все-таки совершить? В психоанализе мы говорим о смелости, которая может толкнуть в неизвестность. Только где ее взять? Хороший вопрос, который полезно себе иногда задавать. Путь этого героя показал, что необходима внутренняя работа, кризис, столкновение с неизвестным, ревизия прошлого опыта, чтобы расчистить место для рождения нового.

* Жак Лакан, Семинар Х «Тревога», стр. 37

Автор: Елена Петрова

«Фея»

Фильм обсуждали:
Елена Петрова, Яна Сюрменко,
Никита Мошкин, Михаил Соболев